СТО МИНУТ

Вы бывали на летних курортах поздней осенью? Когда нудный дождь вместе с морскими испарениями насыщает воздух влажностью и сыростью, когда улицы непривычно пустынны после летнего наплыва отпускников, когда в глазах продавцов и официантов сперва мелькает удивление, и только потом радость при виде нежданного посетителя?

В гостиничном холле были разные магазинчики-киоски: с едой и напитками, сигаретами и сувенирами, газетами и журналами. В этом последнем работала молодая девушка с колючим взглядом, привыкшая отшивать праздных отдыхающих летом, да так и не отключившая его в бессезонье.

Тогда и там я был занят важным делом: я ждал. Каждое утро, в половине одиннадцатого я делал один-единственный звонок, выслушивал уже надоевший своей неопределенностью ответ «пока нет, ожидайте», и приступал к убийству времени посредством прогулок под дождем, чтения прессы и просмотра малоканального телевизора.

В один из дней у девушки не набралось сдачи, и я купил две книжки на недостающую сумму. Увидев обложку первой, девушка свысока усмехнулась – «Анекдоты от Ромула до наших дней», какое-то такое было название. И удивленно приподняв брови, отрывисто бросила при виде второй:
- Это тяжелая книга, Вам не понравится.
- Носильщик и грузовой лифт не помогут?
- Боюсь, что нет.
- А если позвать толкователей и комментаторов?
- Есть вещи, до которых надо дойти своим собственным умом.
- Что ж, тогда остается рвануть на груди рубаху и встать перед стеной в ожидании расстрела, как полковник Аурелиано Буэндиа.
- А? –  будто ощутила удар током или увидала нимб вокруг моей головы.

Да, это был роман Маркеса «Сто лет одиночества».

Завтра утром, первый раз за четыре дня моего пребывания в гостинице, я увидел ее настоящую человеческую улыбку образованной девушки, а не дежурно-вежливое растягивание губ благодарной за покупку продавщицы.

Вечером я ее проводил до остановки. Вернее, предложил проводить до остановки, но заболтавшись, мы расстались возле ее дома и вполне традиционно поцеловались перед подъездом. Несколько секунд вокруг меня царила жара Макондо и бурлила кровь от дурманящего аромата молодого тела.

На следующий день, в отличие от всех предыдущих, я был рад телефонному ответу «пока нет, но скоро». А вечером хлынул ливень, и не было шанса добежать до остановки, не промокнув до нитки, даже под двумя зонтиками. И я предложил ей переждать непогоду у меня в номере.

За стеклянным фасадом дождь шумел так, что приходилось чуть ли не кричать, чтобы расслышать друг друга, но мне показалось, что я услышал, как она дважды глубоко вдохнула и выдохнула, и затем тихо ответила:
- Хорошо.

Я поцеловал ее в крошечном тамбуре стандартного номера, ощутил нервное подрагивание губ и жар истосковавшегося по страсти тела.

- Проходи, - предложил я, повесив на вешалку ее плащ, нераскрытый зонтик и сумочку.
- Да, сейчас, а где? - ее взгляд зашарил по стенам. Я включил свет в ванной и ушел в комнату.

…Снова поцелуи, первые ласки руками по одежде, ухающее сердце в груди…

Какая она хрупкая и маленькая без одежды, красивая куколка в руках пацана, вышедшего из детсадовского возраста. Ее взгляд чист и непорочен, а объятия радуют тело и греют душу.

Губы, шея, грудь, животик, писечка, бедра, бока, грудь, плечи, губы – зацеловываю каждую ее клеточку. Девушка отзывчива и покорна, девушка нежна и страстна в ответных ласках. Прижимая к себе одной рукой за попу, другой она держит мой член и воодушевленно сосет его, легонько царапая ноготком под мошонкой.

Натянув презик, я даже побоялся навалиться всем телом на эту хрупкую красавицу. Встав полубоком и оперевшись пяткой на край кровати, я подтянул ее ближе к себе, дразнящими движениями раскрыл лепестки ее цветка и медленно, но неумолимо, вонзился до упора.

От света непогашенной лампочки в тамбуре падают причудливые тени на занавеску: то уродливо-гротескные, то сентиментально-романтичные. То грубое чудовище яростно насилует покорную пленницу, задрав ее ноги себе на плечи, то нежные голубки ласково целуются, еле соприкасаясь губами и проникновенно шаря руками друг друга по телу.

…Потом в блаженной истоме, плотно прижавшись друг к другу, мы слушали непрекращающийся шум дождя за окном и говорили о героях Маркеса, о той непривычной любви-страсти, превращающей жизнь в чудо, а ожидание – в праздник.

…И снова я стою у кровати, положив одну ногу на край, но девушка стоит на четвереньках, оттопырив попочку, и стонет разгорячено при каждом ударе поршня. Хватаю все, что попадает под руки – ягодицы, бедра, бока, груди, клитор; изогнувшись, целую волосы, затылок, спину. Наслаждаюсь каждым мигом близости: у меня впереди не совсем обычное и не совсем законное предприятие, и при наихудшем раскладе это мой последний в жизни секс.

Стоны переходят во всхлипы-вскрики, она на мгновенье как бы становится на дыбы и с протяжным криком «ААА» падает на кровать. Отдышавшись, садится передо мной, щелкает по резинке, мол, сними, и начинает усиленно ласкать член губами, а тело – руками, чтобы побыстрей довести до оргазма.
- Можно в ротик?
- Я бы хотела на лицо, если тебе нетрудно.

Последний кадр, как в порнофильме: ее открытый рот, высунутый язык, теребящий клитор пальчики одной руки и соски груди второй, и капли спермы, покрывающие ее лицо белой маской. И наши восхищенные друг другом взгляды, достойные мелодрамы.

Сто минут блаженства после ста часов ожидания – чем не «Сто лет одиночества» на современный манер?